|
ГЛАВА 3. АНГЛИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ
Когда говорят «Англия», иногда имеют в виду
Великобританию, иногда — Соединенное Королевство, иногда — Британские острова,
но под этим никогда не подразумевается Англия как таковая.
Джордж Мэйкс. Каково быть чужим
Характерно, что англичанам присуща бездумная
готовность смешивать понятия «Англия» и «Британия», и это приводит в бешенство
другие живущие на острове народы. Послушать иных англичан, так можно подумать,
что шотландцев и валлийцев просто не существует или они лишь мечтают влиться в
некую основную народность, которая всегда контролировала свою предопределенную
Богом судьбу. Англичанам пошло бы на пользу, если бы они следили за тем, что
говорят.
В отличие от Англии, которую полностью или частично
покоряли римляне, викинги, англосаксы и норманны, Шотландию, пока она не стала
частью Соединенного Королевства, не завоевывал полностью ни один иностранный
захватчик. Как трактуют свою историю шотландские националисты, Закон об
объединении, объединивший страну с Англией, подписали подкупленные шотландские
аристократы. В Северо-Шотландском нагорье до сих пор, почти через два
столетия после «очисток земель», приходят в ярость при упоминании об этом
«шотландском холокосте», когда с целью освободить место для широкомасштабного
овцеводства со своих земель были согнаны целые семьи. Как выразился в разговоре
со мной один шотландский националист, это была «наиболее эффективная этническая
чистка в Европе, осуществленная вождями кланов и лендлордами, этими
англизированными содомитами, с помощью полиции, армии, шотландской церкви и
членов парламента, чтобы создать величайшую пустыню в Европе». Он утверждал
также, что наградой за непомерно большие жертвы, понесенные жителями
шотландских островов во время Второй мировой войны, стал самый высокий в
Соединенном Королевстве уровень безработицы и эмиграции. «Если бы в войне
победил Гитлер, они жили бы лучше: по крайней мере, в обезлюдевших сегодня
деревнях кто-то бы еще оставался», — яростно заключил он.
Верно и то, что шотландцы стали и основными
создателями Британской империи: когда их мечты о собственной империи рухнули
после безуспешной попытки основать колонию на Панамском перешейке в 1698 году,
они с большим отличием служили в британской армии, строили дороги и мосты,
становились великими купцами и владельцами огромных состояний. Знаменитый сигнал
в Трафальгарском сражении — «Англия ожидает, что каждый исполнит свой долг» —
якобы поднял Джон Робертсон, уроженец Сторноуэя на острове Льюис, Шотландия. «В
британских сеттльментах от Дунедина до Бомбея на каждого разбогатевшего
англичанина, поначалу мало что имевшего за душой, приходится десять
шотландцев, — пишет в 1869 году политик сэр Чарлз Дилк. И с озорством
добавляет: — Странно, что Соединенное Королевство в народе еще не называют
Шотландией». Весьма показательны в этом отношении последние слова
генерал-лейтенанта сэра Джона Мура, шотландца из Глазго, смертельно раненного
картечью в сражении при Ла-Корунья в 1809 году. У него, конечно, не было
сомнений, кому он служил, и он умер со словами: «Надеюсь, народ Англии
останется доволен. Надеюсь, моя страна воздаст мне должное».
Основой того, что историк-медиевист Джон Гиллингэм
называет настоящим «тысячелетним рейхом» — в границах Британии, — являются
представления англичан о своем моральном превосходстве чуть ли не со времен их
обращения в христианство. А вот Вильям Мальмсберийский в своем труде «История
английских королей» указывает на иную причину самопровозглашенного
превосходства, а именно на женитьбу в VI веке короля Этельберта I на Берте,
дочери rex Francorum.
Именно «в силу связи с французами варварский когда-то
народ стал отходить от своих диких порядков и склоняться к более благообразному
образу жизни».
В данном толковании именно французское влияние
положило начало цивилизации англичан. Несомненно и то, что хотя норманнские
завоеватели явились пять столетий спустя непрошеными, как только они установили
власть над страной, англичане проявили необычайную склонность к восприятию идей
континентальной Европы. Изменилось все — законы о браке, частной собственности,
войне и половых отношениях. Браки между местными жителями и новыми правителями
стали обычным делом, и к 1140-м годам представители английской элиты умели
писать (на латыни) и называли свою страну (по-французски) «вместилищем
справедливости, обителью мира, вершиной благочестия, зерцалом веры», в то время
как Уэльс для них был «краем лесов и пастбищ… где изобилуют олени и рыба,
вдоволь молока и пасутся многочисленные стада, но люди там живут звериного
обличья». Рассказывая о шотландцах, Вильям Ньюбургский называет их «ордой
варваров». «Это бесчеловечное племя посвирепее диких зверей, им доставляет
удовольствие перерезать горло старикам, убивать малых детей, вспарывать животы
женщинам». Ирландцы, по мнению хрониста Джеральда де Барри, «такие варвары, что
у них и культуры нет никакой… народ это дикий, образ жизни имеют скотский и
ничуть не отошли от допотопных обычаев примитивного земледелия». Хронист Ричард
Гексемский приходит в ужас от того, как по-варварски ведут войну шотландцы:
«[Они] убивали мужей на глазах жен, а потом забирали
женщин с собой вместе с остальной добычей. С них — вдов и девственниц — срывали
одежду, связывали вместе веревками и ремнями и уводили прочь под прицелом
лучников, подгоняя остриями копий… Этим скотоподобным людям все нипочем —
супружеская неверность, кровосмешение и другие злодеяния, — и когда им
наскучивало забавляться со своими жертвами, они или оставляли их себе как
рабынь, или продавали другим варварам в обмен на скот.»
|