|
Островное положение давало англичанам великую
уверенность в себе, но никак не способствовало их совершенствованию. Трудно не
прийти к выводу, что в глубине души англичанам вообще-то наплевать на
иностранцев. Раньше заморским визитерам приходилось относиться к Британской
империи с почтением, и они, один за другим, отмечали невероятное тщеславие
англичан. В 1497 году один венецианец писал, что «англичане великие любители
самих себя и всего, что им принадлежит; для них нет других людей, кроме англичан,
и другого мира, кроме Англии; а случись им увидеть иностранца приятной внешности,
они тут же говорят «выглядит как англичанин» и «как жаль, что он не англичанин».
Описывая визит в Англию герцога Вюртембергского Фридриха в 1592 году, немецкий
автор добавляет, что «жители… чрезвычайно надменны и заносчивы… им мало дела до
иностранцев, они лишь издеваются и смеются над ними». Перечисляя особенности
английского характера, надменность отмечает еще один путешественник,
голландский купец Эммануэль ван Метерен. «Этих людей отличает смелость,
мужественность, пылкость и жестокость на войне, но они же весьма переменчивы,
опрометчивы, тщеславны, легкомысленны, обманчивы и очень подозрительны,
особенно по отношению к иностранцам, которых презирают». Итальянский врач,
совершивший поездку по острову в 1552 году, решил, что надменность населения
такова, что они рассматривают среднего пришельца как «презренное существо,
что-то вроде получеловека». Как похвалялся Мильтон, «не дайте первенства
английского забыть в науке нациям, как надо жить».
К середине XX века картина почти не изменилась. В 1940
году Джордж Оруэлл, обративший внимание на то, как незначительно воздействовала
на рядовых солдат во время Первой мировой войны культура других стран, обратился
к журналам для мальчиков «Джем» и «Магнет». В них ему не понравилось почти все,
начиная с консервативной политической направленности и кончая абсурдной,
устаревшей мизансценой.
Как правило [писал он], исходя из того, что иностранцы
из любой страны мало чем отличаются друг от друга и с большей или меньшей точностью
соответствуют следующим стереотипам: ФРАНЦУЗ: носит бороду, дико жестикулирует.
ИСПАНЕЦ, МЕКСИКАНЕЦ и т. п.: злобен, вероломен. АРАБ, АФГАНЕЦ и
т. п.: злобен, вероломен. КИТАЕЦ: злобен, вероломен. Носит косичку. ИТАЛЬЯНЕЦ:
легко возбудим. Играет на шарманке или носит с собой стилет. ШВЕД, ДАТЧАНИН и
т. п.: добродушен, недалек. НЕГР: комически выглядит, отличается
верностью.
Horizon («Горизонт»), май 1940 г. —
Примеч. автора.
Обратите внимание, что американцев в этом списке
смешных стереотипов нет. Ведь они говорят по-английски, значит, не совсем чтобы
иностранцы. Фрэнку Ричардсу, автору этих историй, этих бесхитростных карикатур,
которые пользовались невероятным успехом и о которых с презрением пишет Оруэлл,
это не сошло бы с рук, не отличайся англичане таким дремучим незнанием
иностранцев.
Просматривая подшивки этих журналов за тридцать лет,
Оруэлл решил, что Фрэнк Ричардс — пот de plumeцелой
команды писак.
Он недооценил этого автора: однажды Ричардс за день
написал 18 000 слов, а все написанное им за жизнь — это примерно тысяча романов
среднего объема. К изумлению Оруэлла, после появления его статьи Фрэнк Ричардс
(настоящее имя которого Чарльз Гарольд Сент-Джон Гамильтон, и ему было всего
шестьдесят четыре года) потребовал предоставить ему возможность ответить. Вот
что он написал по поводу стереотипов: «Относительно того, что иностранцы
смешны; мистер Оруэлл, наверное, будет шокирован, но я должен сказать ему, что
иностранцы на самом деле смешны. У них нет чувства юмора, этого особого
дара нашего, избранного народа: а люди без чувства юмора всегда, сами того не
желая, ведут себя смешно».
Изоляция развила у англичан странное и весьма
рискованное для иностранцев двойственное отношение: их необычность могла
вызвать и восхищение, и презрение. В XVIII веке английский национализм во
многом черпал свою силу в том, что благовоспитанное английское общество было
склонно лебезить перед тем, что считалось заморской изысканностью. Когда в
Лондон приехал Вольтер, «его принимали чуть ли не как прибывшую с визитом
царственную особу». В живописи и музыке английские таланты задыхались от
засилья иностранных гениев, таких как художник сэр Годфри Неллер (урожденный
Готтфрид Книллер) и композитор Джордж Хэндел (Георг Фридрих Гендель). Как ни
странно, это убеждение, что англичане, к сожалению, могут лишь рукоплескать
мастерству иностранцев, оказалось весьма долговечным. Сэр Рой Стронг, список
достижений которого — от руководства Музеем Виктории и Альберта до публикации
книг о садовых шпалерах — занимает целых четыре дюйма в справочнике «Кто есть
кто», плакался мне однажды, что «меня принимали бы более серьезно и я достиг бы
гораздо большего, будь у меня фамилия Стронгски».
С другой стороны, ненависть к иностранцам, в частности
к иностранцам, которые более всего под рукой — к французам, вероятно,
впитывалась чуть ли не с молоком матери. Нельсон однажды вызвал к себе в каюту
гардемарина и стал учить трем основам выживания в Королевском военно-морском
флоте. «Первое, вы должны безоговорочно выполнять приказы, не пытаясь составить
собственное мнение о том, насколько они уместны; второе, вы должны считать
своим врагом любого, кто дурно отзывается о вашем короле; и третье, вы должны
ненавидеть каждого француза, как ненавидите дьявола». И похоже, что это не
просто джингоистская реплика, оброненная этим великим человеком на шканцах,
чтобы приободрить юношу. Его письма пестрят нападками на французов. «Долой,
долой этих негодяев французов, — писал Нельсон в одном из них. —
Прошу простить мне эту горячность; но кровь моя закипает при одном упоминании
французского имени… Можете быть спокойны: никогда в жизни я не доверял
французам… Ненавижу их всеми фибрами души».
|