В другом эссе Джордж Оруэлл описывает идеальный
городской паб под названием «Луна под водой». Он расположен в конце переулка, в
нем достаточно оживленно, чтобы туда хотелось зайти, но и не чересчур шумно,
чтобы нельзя было спокойно поговорить. Викторианская обстановка, без модернизации,
приветливые официантки, которые обращаются к каждому посетителю «милый», подают
мягкое, пенистое, темное разливное пиво, а наверху в зале — вкусный ланч. На
стойке с закусками всегда можно было найти сэндвичи с ливерной колбасой, мидии
и сыр с маринованными огурцами. Во дворе был большой сад, и там качались на
качелях и скатывались с горки дети. В конце Оруэлл признает то, в чем его уже
заподозрило большинство читателей: паба «Луна под водой» никогда не
существовало. Зато он существует теперь. Таких пабов целых четырнадцать, и
всеми ими владеет огромный пивоваренный холдинг со штаб-квартирой в Уотфорде.
Манчестерская «Луна под водой» считает себя самым большим пабом в Британии:
пивной зал площадью 8500 квадратных футов с тремя стойками на двух этажах. В
нем работает 65 человек и имеется восковая фигура Ины Шарплз, персонажа телевизионной
«мыльной оперы» «Коронейшн-стрит», которая витает над заведением как некая
богиня плодородия. В баре царит невероятный гам, а в субботу вечером там полно
молодых мужчин и женщин, которые так набираются импортного пенистого американского
пива, что едва не лезут в драку.
Если взглянуть на Англию со стороны, она абсолютно не
похожа на ту, прежнюю. Никто больше не посочувствует вам в ваших стараниях или
страданиях, служба в вооруженных силах теперь в диковинку, а отсутствие
излишеств воспринимается как воспоминание о чем-то давно прошедшем. Лишь незначительное
меньшинство разделяет старинные добродетели, предписывающие не тратить деньги
на личные развлечения или украшения.
Тем не менее это труднопостижимое, скрытое своеобразие
— все, что осталось у англичан. В начале 90-х я испытал в этой связи страшное
разочарование, когда мне пришлось отправиться в Южную Африку на похороны друга
и коллеги, погибшего в автомобильной катастрофе: он очень торопился и его
машина вылетела с дороги. Церковь располагалась в процветающем предместье, где
живут белые, где парковки вдоль дорог уставлены автомобилями БМВ, и на колючей
проволоке вокруг каждого дома висит табличка с надписью:»Огонь открываем без
предупреждения». Службу проводил нестрогий священник-африканер, который, как я
понял, был мало знаком с Джоном. Хор состоял из женщин, убиравшихся в доме, где
у Джона был офис, бедных и босоногих (некоторые босиком в буквальном смысле
слова). Но когда они запели «Нкози сикелели Африка», гимн чернокожего
населения, их голоса наполнили гулкую пещеру церкви с претензией на готику
страстной благозвучностью. Это была не просто радость от пения. Они пели
нечто, во что верили. Затем священник произнес несколько простых слов в
дань уважения и, повернувшись к ксерокопированному листочку, объявил следующий
гимн. Это был «Иерусалим», необычное, британско-израильское стихотворение
Блейка, которое начинается словами «Ступал ли Он встарь Своею ногой средь кущ
английских холмов?».
«Пойте же, англичане, — загремел он с
кафедры, — пойте!»
Мы застенчиво старались, как могли. Однако той
задушевности, той страсти, которые вкладывали в свое пение уборщицы, в нашем
исполнении не было. «Иерусалим» — это самое близкое к гимну (волнующий мотив с
малопонятными словами), что есть у англичан. Но мы не могли исполнить его с
какой-либо долей убежденности. Думаю, нам было неловко, поскольку все дело в
том, у англичан нет национальной песни, как нет и национального костюма: когда
по условиям конкурса «мисс Вселенная» потребовалось выйти в национальном костюме,
«Мисс Англия» появилась в нелепом наряде бифитера.
Национальный день Англии 23 апреля проходит по большей
части незаметно, в то время как придуманные британские церемониальные
действа, такие как «официальный (?) день рождения королевы», отмечаются с артиллерийским
салютом, вывешиванием флагов и приемами в посольствах Великобритании по всему
миру. Самый близкий к национальному танцу англичан — моррис с неуклюжими
телодвижениями, которые выделывают в пабах бородатые мужчины в протертых сзади
до блеска брюках. Когда англичане играют с Уэльсом или Шотландией в футбол или
регби, шотландцы могут спеть «Цветок Шотландии», валлийцы — «Земля моих отцов».
Английской команде приходится раскрывать рот под звуки британского национального
гимна, похожего на панихиду прославления монархии, задача которой — объединить
несоединимые части все более и более ветшающего политического союза. На Играх
Содружества организаторы приспособили под английский гимн песню «Земля надежды
и славы». (Но когда в начале 1998 года футбольный клуб «Джиллингем» плелся во
втором дивизионе после того, как им не удалось выиграть тринадцать игр подряд,
и перед матчами с его участием по системе местного радиовещания для поднятия
духа стали передавать «Земля надежды и славы», то посыпались яростные письма
протеста от болельщиков, считавших, что эта песня может поднять дух лишь у
фашистов.) Существует еще более пятисот чисто шотландских песен, многие из
которых широко известны. Но зайдите в английский паб и попросите спеть
«Пребудет Англия вовек», «Йомены Англии» или любую другую из старинных
национальных песен, и ответом вам будет недоуменное молчание. Или того хуже.
Единственное, что может с энтузиазмом исполнить толпа английских футбольных
болельщиков — это спиричуэл чернокожих американских рабов. «Неси меня
покойно, славная колесница» на матчах по регби и несколько устаревших попсовых
песен, зачастую с непотребными словами, на футбольных встречах.
|