|
Эпоха Реставрации и переворот 1688
г.
Те новые производственные отношения, которые созревали
в дореволюционную эпоху, в годы революции победили прочно и окончательно. Как
бы ни складывались перипетии политической истории Англии в последующие века, ни
одна политическая партия или группировка не могла уже всерьез рассчитывать на
возврат к феодализму. На протяжении эпохи Реставрации (1660-1688), несмотря на
политическую реакцию, английская промышленность и торговля выросли более чем
вдвое. Буржуазия и новое дворянство были удовлетворены экономической политикой
Карла II, направленной на дальнейшее развитие сельского хозяйства и
промышленности.
Тем не менее переход к режиму Реставрации был шагом
назад по сравнению с периодом республики и протектората, когда
буржуазно-дворянский блок, выдвинув своих индепендентских лидеров,
непосредственно управлял государством. Консервативные настроения в
буржуазно-дворянских кругах, жажда стабильности государства, боязнь народных
выступлений - вот те факторы, которые толкнули их в объятия старой династии. В
политической литературе периода революции буржуазные идеологи пытались
выработать такую теорию, которая соответствовала бы противоречивым интересам буржуазии.
Казалось бы, победившую буржуазию первых лет республики могло вполне устроить
распространенное в то время убеждение, наиболее четко выраженное Мильтоном:
«Поскольку король или судья получает свою власть от народа, и, прежде всего,
как по происхождению, так и по естественному характеру своей власти для блага
народного, а не своего собственного, народ имеет право так часто, как сочтет
нужным, избирать или отвергать, оставлять или низлагать его, хотя бы он и не
был тираном, - просто в силу свободы и права свободнорожденных людей быть
управляемыми так, как представляется им наилучшим». Но эта теория, основанная
на принципах «естественного права» и «общественного договора», могла
удовлетворить буржуазно-дворянские круги лишь одной своей стороной - теми
гарантиями, которые она давала против тирании, против нарушения собственности
сверху. Однако никаких гарантий от посягательств на собственность снизу в этой
концепции нет.
Не могла удовлетворить буржуазию и теория Джеймса
Гаррингтона, автора «Республики Океании» - политического романа и одновременно
теоретического трактата. Гаррингтон прямо поставил вопрос о власти в зависимость
от распределения собственности. Поскольку собственность перешла к «народу» (под
этим словом Гаррингтон подразумевает среднее джентри), власть должна тоже принадлежать
ему, а для этого лучшей формой является республика. Таким образом, по
Гаррингтону, власть не должна принадлежать всем по естественному праву, а лишь
собственникам. В соответствии с этим взглядом он оправдывает цензовую
конституцию. Но как избежать чрезмерной концентрации собственности? Ведь если в
одних руках или в руках группы лиц, олигархии сосредоточится значительная часть
собственности, то и власть надо будет передать им. Тогда может наступить
тирания и нарушение собственности «народа». Во избежание этого Гаррингтон
рекомендует ограничить собственность, запретить ее концентрацию сверх известных
пределов. Но это было посягательством на завоеванное буржуазией право свободного
распоряжения собственностью без ограничения со стороны государства. Концы явно
не сходились с концами в теории Гаррингтона.
С другой стороны подошел к той же проблеме знаменитый
философ-материалист Томас Гоббс (1588-1679), последователь Бэкона. По его мнению,
не государство зависит от распределения собственности, а наоборот -
собственность создана государственной властью. На заре человечества люди
располагали естественным правом; это право Гоббс рассматривает как величайшее
бедствие, потому что оно породило непрерывную «войну всех против всех». Создав
государство, люди отказались от своего естественного права, и государство
распределило собственность между людьми, поэтому оно имеет право на
собственность подданных. При этом Гоббс недвусмысленно говорил о том, какое
именно государство он имеет в виду: он был сторонником абсолютной монархии, и
его теория сыграла, несомненно, известную роль в усилении монархических
тенденций в годы протектората. Но в общей эволюции политической мысли Гоббс
оставил немалый след прежде всего благодаря тому, что пользовался в своих
построениях не аргументами из Библии, а методом индукции, рационального
рассуждения. Такова была глубокая противоречивость той эпохи, что именно
реакционная политическая теория оказалась первой сугубо светской теорией.
Впрочем, это и не удивительно, если вспомнить, что революционная теория
буржуазии одевалась еще в пуританские одежды.
Если даже лучшие умы господствующих классов не могли
предложить буржуазии и дворянству такую политическую систему, которая полностью
соответствовала бы как их антифеодальным, так и антидемократическим устремлениям,
то рядовые представители этих классов и вовсе запутались в противоречиях.
Возвращение «законного» короля казалось им лучшим выходом из положения, тем
более, что Карл II благоразумно пообещал править в согласии с парламентом. В
Бредской декларации, изданной в период переговоров о реставрации династии,
будущий король не скупился на обещания: собственность, приобретенная в период
революции, было сказано в ней, будет сохранена за нынешними владельцами,
религиозным сектам будет предоставлена полная свобода и, конечно, все участники
революции будут амнистированы.
И действительно, монархия Карла II уже не была
абсолютной монархией дореволюционных времен. Новый король оказался в очень
сложном положении. С одной стороны, урок периода революции сдерживал его абсолютистские
наклонности, заставлял быть осторожным; но с другой - Карл II и прибывшие с ним
из эмиграции роялисты мечтали о мести; кавалеры требовали вернуть им их
собственность, а ведь они были самой верной опорой короля; сам Карл, проживший
долгие годы при дворе самого могущественного и самого «абсолютного» из
абсолютных монархов - французского короля Людовика XIV, мечтал сделать
Уайт-холл (королевский дворец) малым Версалем. Эти две тенденции попеременно
проявлялись в его политике, пока абсолютистская тенденция не взяла верх.
В 1661 г. был избран первый парламент эпохи
Реставрации. В нем преобладали кавалеры, и поэтому уже современники называли
его «кавалерским парламентом». Он оказался более «долгим», чем Долгий парламент
1640-1653 гг., и продержался с 1661 по 1679 г. Опираясь на этот парламент, Карл
II провел серию реакционных законов, которые действительно частично реставрировали
дореволюционные порядки. Прежде всего была восстановлена англиканская церковь,
и суровые репрессии обрушились на членов различных сект - диссидентов (не
признающих государственную церковь). Часть конфискованных земель была
возвращена старым владельцам. Впрочем, это не имело большого социального
значения, так как и кавалеры, получив землю, вели хозяйство на новой,
капиталистической основе.
Контрреволюционные эмигранты, возвратившись на родину,
Добились жестокой расправы с «цареубийцами», т. е. членами суда, приговорившего
Карла I к смерти, и с крайними республиканцами. Даже над трупами Кромвеля и
Айртона, выкопанными из могил, Кавалеры надругались - этому не помешала ни их
религия, ни аристократическая изысканность. После долгих лет скитаний по
иностранным дворам вернувшаяся знать жаждала наслаждений, роскоши, блеска.
Проникшие в эту среду новые крупные землевладельцы вполне разделяли ее
настроения. Пуританская чопорность, сосредоточенность на «внутреннем свете»
сменилась чудовищной распущенностью двора, и сам король показывал пример
вызывающей «свободы нравов». Был восстановлен запрещенный пуританами театр, но
это был уже не великий театр времен Шекспира. В годы революции были разрушены
публичные театры, актеры разогнаны (многие из них сражались в королевской армии
против ненавистных пуритан), демократические традиции народного театра перечеркнуты.
И конечно, Карл II, страстный любитель театра, не имел в виду восстанавливать
демократический театр елизаветинских времен. Он выдал два патента на устройство
театров, в которых играла труппа короля и труппа его брата и наследника
престола Якова, герцога Йоркского. Были построены ярусные театры, близкие к
современному типу. Из Италии и Франции заимствовались технические новшества,
декорации. Впервые на английской сцене появились женщины, раньше женские роли
исполнялись мужчинами.
Однако попытка привезти из Франции не только технику,
но и господствовавший там стиль классицизма оказалась менее успешной.
Театральная публика периода Реставрации хотела видеть в театре веселую и
непременно непристойную комедию, в которой ее привлекали не столько искусство
актеров либо тонкость интриги, сколько натуралистические сценки самого примитивного
свойства. Распутный двор видел в театре свое точное отражение и не обижался,
потому что безнравственность считалась хорошим тоном. Театр, таким образом,
оставался орудием идеологической борьбы, но если во времена Возрождения он
боролся против абсолютизма и феодализма великим искусством, то в период
Реставрации он боролся против пуританства порнографией и пошлостью. Не
удивительно, что театр не мог создать крупных художественных ценностей.
Крупнейший поэт и драматург того времени Джон Драйден (1631 - 1700), обладая
немалым драматургическим мастерством, все же не оставил значительного следа в
истории театра.
Не принесла эпоха Реставрации крупных успехов и
живописи. Потеряв ту полноту власти, которой пользовались некогда верхи
аристократии, придворные Карла II стремились придать своему облику мнимую
значительность. Более всего их вкусу соответствовала манера выходца из
Голландии П. Лели. Этот художник работал в духе Ван-Дейка «английского»
периода. Пышность одеяния, условность, идеализация - таковы главные особенности
его стиля.
Только в области архитектуры английский классицизм
имел выдающиеся достижения. Особенно прославился своим творчеством Кристофер
Рен (1632-1723), профессор астрономии и знаменитый архитектор. Среди его
многочисленных сооружений выделяется собор св. Павла в Лондоне. Рену удалось
сочетать традиции английского средневекового зодчества с принципами
классицизма. В его творениях (Рен построил более пятидесяти церквей) нет ничего
мистического; их интерьеры рассчитаны не на то, чтобы вызвать религиозный
экстаз, а на спокойную сосредоточенность. У Рена все рационально, основано на
строгих пропорциях; как удачно заметил один историк, то, что его современник
Ньютон выразил формулами, Рен выразил в камне.
Велики были и успехи английского музыкального
искусства. Карл II покровительствовал музыкантам, посылал их учиться в Италию и
во Францию. В этом тоже была своеобразная полемика с пуританством, которое
смотрело на музыку как на «порождение дьявола». В годы революции музыка была
под запретом, преследовалась в быту, изгонялась из церквей. Многие великолепные
органы в храмах были разрушены. И вот теперь музыка возрождалась и стала на
несколько десятилетий одним из самых процветающих искусств. Творчество
композитора Генри Перселла (1659-1695), который писал и псалмы, и
инструментальную музыку, и, главное, создал первую английскую оперу «Дидона и
Эней», принесло английской музыке того времени общеевропейское признание. «Это
очень тонкое искусство, - писал о музыке Перселла Ромен Роллан, - в нем нет
ничего надуманного, все крайне утончено, всегда непосредственно и юно».
Содержание блестящего двора дорого обходилось Карлу
II. Между тем король лишился главного источника дохода - коронных земель,
которые остались у новых владельцев. На расходы короля парламент выделил ежегодное
содержание, так называемый цивильный лист, который отнюдь не покрывал
потребностей Карла II. Он постоянно испытывал недостаток денег и возмущался
унизительной зависимостью от парламента. По мере того как революция уходила в
прошлое, он, подстрекаемый знатью, все больше давал волю своим абсолютистским
тенденциям. Главным образом они проявлялись во внешней политике, хотя, конечно,
затрагивали и внутриполитические проблемы.
|