На грани между Просвещением и революционным
романтизмом стоял виднейший идеолог демократического движения той эпохи Уильям
Годвин (1756-1836). Друг Пэна и Блейка, тесно связанный с руководством Лондонского
корреспондентского общества, Годвин подверг уничтожающей критике олигархический
режим. Его главный труд - «Политическая справедливость» (1793) - выходит далеко
за пределы просветительской критики феодализма и его пережитков. Годвин ставит
коренные проблемы социальных противоречий эпохи и усматривает источник
несправедливости прежде всего в концентрации богатства в руках немногих, в
делении общества на богатых и бедных. «Быть богатым, - пишет он, - это значит,
собственно, иметь патент, позволяющий одному человеку распоряжаться
производительной деятельностью другого». Отвергая господствующую систему
собственности, Годвин не удовлетворяется и другой возможной системой, при
которой каждый будет владеть продуктом своего труда. Справедлив лишь принцип
распределения собственности по потребностям членов общества. В признании этого
принципа Годвин, как отмечал Энгельс, граничит с коммунизмом. Однако, выражая
чаяния лишь недавно сформировавшегося пролетариата и масс мелких
производителей, Годвин полагает, что основой будущего общества будет не
общественная собственность, а индивидуальная собственность крестьян и
ремесленников. Человек, по его мнению, должен быть свободен от каких-либо
ограничений, связанных с коллективным трудом и вообще существованием общества.
Не случайно Годвин отрицает государство, и закон, и централизованное управление
обществом - здесь он выступает как предшественник анархизма.
Уже в отрицательном отношении к последствиям
капиталистического прогресса, в устремленности к будущему обществу, сколь
утопическим оно ни представлялось, проявляется близость Годвина к
зарождающемуся течению революционного романтизма. В литературном творчестве
Годвина эта близость проявляется еще ярче. При всей остроте социальной критики,
пронизывающей наиболее известный роман Годвина «Вещи, как они есть, или
Приключения Калеба Уильямса» (1799), его герой трагически одинок, он - бунтарь,
не имеющий связи с народом. Калеб Уильямс - вполне реальный человек, а не
символическая фигура типа Орка. Но его горькая судьба, постоянно преследующий
его злой рок, сближают этого героя с образами романтической поэзии.
Поворот буржуазии в сторону реакции во внутренней
политике сопровождался решением правительства Питта принять непосредственное
участие в войне реакционных монархий Европы против революционной Франции. В
качестве повода для разрыва дипломатических отношений Питт избрал казнь
Людовика XVI по приговору Конвента. Французский поверенный в делах был выслан
из Лондона: тем самым английское правительство провоцировало войну. 1 февраля
1793 г. Конвент объявил войну Англии.
Для английской правящей олигархии, а также для новой
буржуазии это была война за европейскую и мировую гегемонию, за господство на
мировых рынках и колониальное первенство. Англия опиралась на бесспорное превосходство
своей промышленности и на свою финансовую мощь. Именно экономические
преимущества, а также островное положение дали возможность правящим кругам
Англии на всем протяжении войны воевать в основном руками своих союзников, беря
на себя лишь морские операции и лишь изредка отправляя наземные войска на
континент.
Хотя в ходе войны и бывали короткие периоды, когда
Англия оставалась в одиночестве против могущественного противника, английской
дипломатии при помощи субсидий, шантажа, интриг сравнительно быстро удавалось
создавать новые антифранцузские коалиции на смену распавшимся.
Положение рабочих и английской бедноты в период войны
резко ухудшилось. Колоссальные военные расходы самой Англии и, главное, субсидии,
которые выплачивались союзникам, покрывались за счет трудящихся слоев
населения. Резко возросли косвенные налоги, что привело к невиданной ранее
дороговизне.
Английские демократы с самого начала были решительными
противниками «войны, направленной против свободы Европы». В декабре 1792 г. в
Эдинбурге собрался съезд демократических организаций Шотландии, который назвал
себя Конвентом. В апреле 1793 г. Конвент собрался вторично, и с тех пор
заседания его стали ежемесячными; его поддержали и корреспондентские общества
Англии, а после приезда делегации от Лондонского общества в ноябре было принято
наименование «Британский конвент народных делегатов, собравшихся для
обеспечения всеобщего избирательного права и ежегодного переизбрания
парламента». Это был шаг на пути к образованию подлинно демократической партии,
противостоящей обеим олигархическим партиям.
Деятельность корреспондентских обществ вызвала панику
в господствующих классах. Правительство, продолжая начатую в 1792 г. политику
репрессий, в мае 1793 г. распорядилось арестовать Гарди, Телуолла и других
вождей общества.
Питт провел через парламент закон о временной
приостановке действия Habeas Corpus Act. По существу, это означало введение в
стране чрезвычайного положения, и, хотя эта мера рассматривалась как сугубо
временная, парламент, ежегодно продлевал ее действие вплоть до 1801 г. В
течение почти восьми лет Англия жила в атмосфере полного бесправия и
полицейского произвола.
Классовая борьба в стране в целом обострялась. Военные
расходы и неурожай привели в 1795 г. к голоду в некоторых районах страны. Новая
волна продовольственных волнений и стачек, значительно более сильных, чем в
1792 г., прокатилась почти по всем городам и графствам. В борьбе с дороговизной
массы не ограничивались теперь разгромом складов и лавок, а требовали, по
французскому примеру, введения максимальных цен на продовольствие.
В столице волнения приобрели особенно угрожающий для
властей характер. В течение 1795 г. в Лондоне бастовали водопроводчики,
грузчики угля и другие категории рабочих. Продовольственные волнения
переплетались со стачками, бунтами против насильственной вербовки в армию и
открытыми политическими выступлениями против короля и правительства. В июле
1795 г. возмущение вербовщиками дало толчок к политическим демонстрациям.
Король Георг возвращался из парламента под крики «Хлеба! Долой войну!». Через
несколько дней демонстранты выбили стекла в доме премьер-министра, причем на
этот раз раздавались весьма недвусмысленные возгласы «К черту короля! К черту
Питта!». Наконец, в октябре 1795 г. толпа окружила карету короля и забросала ее
камнями; возгласы «Долой войну и короля!», «Требуем хлеба!», «Долой тирана!»
свидетельствовали о том, что экономические требования переплетались в сознании
масс с чисто политическими лозунгами свержения монархии и прекращения войны с
Французской республикой.
Между тем реакция продолжала усиливаться. После
октябрьских волнений 1795 г. в Лондоне Питт провел через парламент «Два акта»,
как их тогда именовали, - новые реакционные законы, направленные против
народных выступлений и демократических организаций. Акт «Об охране личной безопасности
короля и правительства против изменнических и мятежных действий и покушений»
объявлял государственным преступником лицо, устно или печатно требующее от
короля изменений в политике либо в составе кабинета. Второй акт - «О более
действенных мерах для предупреждения мятежных митингов и собраний» -
устанавливал, что для созыва митинга требуется разрешение трех мировых судей.
Оратор, произносивший «опасные» речи, мог быть тут же арестован. Эти законы
встретили поддержку различных организаций буржуазии, в том числе Лондонского
городского совета.
Идеи просвещения, которые господствовали в буржуазных
кругах на всем протяжении XVIII в., получив историческую проверку в битвах французской
революции и в ходе революционного подъема в Англии, утратили свою
привлекательность для буржуазии. Политическая и общественная борьба пугала
призраком революции, и буржуа спешил спрятаться от нее, уйдя в сферу
религиозных, мистических, иррациональных верований и чувств. Сложность и противоречивость
социальных и политических тенденций эпохи, в которых трудно было разобраться
современнику, подрывала веру в просветительский Разум, создавала представление,
будто человек лишь игрушка в руках высших неземных сил. Этим настроениям части
буржуазии, а также феодально-олигархических кругов соответствовала
сформировавшаяся в эти годы идеология и художественная практика реакционного
романтизма.
Вместе с господствующими классами Англии в середине
90-х годов в сторону реакции повернули и поэты-лэйкисты. Кольридж, Вордсворт,
Саути теперь уже не воспевают революцию; наоборот, они раздраженно отвергают
идеи Просвещения, культ Разума, осуждают вооруженную борьбу против угнетения.
Ненавидя капиталистическую действительность, отвергая
экономический и общественный прогресс, реакционные романтики звали человечество
назад, к идеализируемому ими феодальному прошлому. Вордсворт воспевает
«естественное» (в его трактовке - добуржуазное) существование; простодушный,
живущий вне интеллектуальных интересов и политических страстей и, главное,
покорный судьбе крестьянин - излюбленный герой его баллад. При этом
существование мирных поселян насыщено не здоровой радостью жизни, общения с
природой, теплом семейных отношений (как это было типично для
сентименталистов), а мрачными и трагическими событиями - необъяснимыми
смертями, внезапными нервными припадками, распадом семей. Все это происходит на
фоне таинственных ночных пейзажей; мистически светит луна; кричит сова, вселяя
ужас в сердце ночного путника. И люди все время ощущают вмешательство высших
сил, которые таятся едва ли не за каждым событием повседневной жизни.
Если Вордсворт вносит иррациональное, мистическое
начало в обыденную жизнь, то Кольридж избирает фантастические и экзотические
сюжеты, вводит в свои поэмы и баллады «сверхъестественные» образы. Над его
героями довлеет рок, и призраки рядом с людьми бродят по страницам его
произведений. Таково было своеобразное разделение труда между друзьями, и они
прямо заявили об этом, поясняя впоследствии замысел своего совместного сборника
«Лирические баллады». Эта книга, вышедшая в 1798 г., была первым манифестом
реакционного романтизма на английской почве, окончательно оформившим это
направление в литературе и искусстве Англии. В мрачном «романтическом» пейзаже,
в столкновении героев с непреодолимой силой рока можно угадать
опосредствованное выражение смятения, охватившего господствующие классы. Но
разрешение противоречий эпохи реакционные романтики видели в религиозном
смирении, в отказе от активного отношения к жизни, в асоциальном погружении
человека в «глубины» мистики и потустороннего мира, в «тайны бытия».
|