|
К Национальному конезаводу примыкает одна из
неизвестных жемчужин Ирландии. Это сад при старом доме лорда Уэвертри. В доме
никто не живет, но за растениями ухаживает старый садовник, мистер Тейлор. Он с
любовью относится к каждому дюйму земли.
Я никак не ожидал, что попаду в маленький рай на краю
Куррага. В саду поет ручей, отбрасывают тень старинные деревья, благоухают
цветочные клумбы, да так и увядают в безвестности: никто этот сад не посещает.
Мистер Тейлор провел меня по своему раю к калитке, за
ней я увидел удивительный японский сад. Многие годы назад его заложил японский
ландшафтный архитектор, настоящий гений. У японца было сорок пять помощников, и
на устройство сада ушло четыре года.
Сад, конечно же, символический. Новелла в камне и
цветах. Он рассказывает историю человеческой жизни — с рождения и до смерти.
Начинаете вы с темного туннеля, воплощающего тайну рождения; затем следуете по
беспорядочно раскиданным ступеням от юности до зрелости; поднимаетесь к двум расходящимся
тропам: это — символ неопределенности молодости; затем петляете между скалами,
преодолеваете водные потоки и взбираетесь на гору. Гора означает амбиции. В
цветах переживаете любовное приключение, приводящее к свадьбе: в горном потоке
стоят два прижатых друг к другу камня.
Жизнь в браке нелегка. Ступеньки, идущие в гору,
широко расходятся, и по ним трудно взобраться. Начинаются ссоры, и две тропинки
идут розно: мужчина одной дорогой, женщина — другой. Но за вершиной они снова
соединяются, ссорам конец. Так и продолжается: изгибы, повороты, переходы через
ручьи, каждый год полон поэтических символов.
Японский сад в Ирландии, собственность Англии, —
чистая радость, от начала и до конца.
5
Старик в шляпе, похожей на черный пудинг, прислонился
спиной к палатке. Он извлекал из скрипки слабые дрожащие звуки. Никто, похоже,
его не замечал. Никто не давал ему денег. Над шумом толпы — когда кричат «Пошли!»,
и становится тихо, так что слышно пение жаворонков в небе — его скрипка хрипела
и хрипела, словно птенец в гнезде. Он наигрывал одну и ту же джигу, продвигая
смычок по струнам не более чем на дюйм в ту и другую сторону. У старика злые
бледно-голубые глаза, красные щеки и смешной рот бантиком. Впрочем, у многих
ирландцев я замечал такие рты. Старик невероятно неухожен и отстранен. Играл он
быстро, глаза устремлены в траву, словно он исполнял джигу для невидимого
танцующего гнома.
Я дал ему полкроны.
Что такое полкроны? Ничего! Тридцать пенсов. Но когда
монета легла в его грязную ладонь, и солнце ее осветило, он с изумлением глянул
на нее, а потом — на меня. Поднес монету к глазам, и я понял, что он почти
слепой. Светлые глаза оживились, он по-прежнему держал в ладони монету,
освещенную солнцем. Потом посмотрел на меня так, словно я дал ему полный
кошелек золота.
— Благодарение Богу! — воскликнул он. —
Да благословят вас все святые!
Прежде чем я успел что-то ответить, он протиснулся
через толпу к палатке, торгующей алкоголем.
|