|
3
Семь часов утра. Воздух, словно охлажденное вино. В
долине Солсбери ярко светит солнце. Над головой плывут облака, а вдали, в
голубой дымке, высятся Дублинские горы, складка за складкой.
Мой конь вскидывает голову, нетерпеливо перебирая
копытами: ему хочется помчаться по зеленой траве, но я сдерживаю животное, хотя
мне нравится его азарт и жизнь, бьющая в нем ключом. Это что-то чистое и
классическое, идущее от зарождения мира.
— Пусти же меня, — словно бы говорит
он. — Пусть красота моей силы сольется с красотой мира.
— Ну а теперь — пошел! — Я легонько толкаю
его коленями, и конь восторженно несется вперед, к солнцу. Я забываю обо всем.
Лишь ветер свистит в ушах, да ритмично, в такт пульсу, стучат по торфу копыта.
Сердце рвется из груди: как же хорошо ранним утром промчаться на лошади!
Навстречу нам несется яркий мир. Блестит белоснежная
изгородь, за ней — пустой ипподром Куррага. Но долина проснулась. Я вижу
беговых лошадей: одни идут шагом, другие мчатся галопом. Здесь готовят к
скачкам лошадей, лучших лошадей в мире. Я вижу их, идущих шагом,
передвигающихся трусцой, срывающихся в галоп, и мне хочется, чтобы рядом со мной
был ирландец, произносящий благоговейным шепотом:
— Это такой-то и такой-то, он выиграл много
скачек!
Для жителей Куррага эти кони — местные герои. Дух
Куррага в легко переступающем скакуне, с коричневыми бинтами на щетках —
воплощении нервной энергии, скорости и породы.
Я въехал в Килдэйр. Городок еще не проснулся, не спит
лишь торговец скотом. Вдруг послышался громкий цокот копыт, и из-за угла выехал
всадник, ведя в поводу еще одну лошадь, а за ним — целый эскадрон. Кавалерия Свободного
государства вышла на утреннюю тренировку. Прошлое мгновенно вернулось, и я
проводил коней тоскливым взглядом. Лошади спускались с горы на открытое
пространство.
За спиной послышался звук копыт. Он не похож на
тяжелую поступь кавалерийского отряда. Шаги легкие, нервные, «дамские».
Повернувшись, я увидел вереницу скаковых лошадей. Их шестнадцать. Красавцы!
Рядом с каждой лошадью шагает помощник конюха. Он
держит белый ремень, прикрепленный к хомуту. На каждой лошади наколенники и
повязки на щетках. За длинной вереницей следует двуколка, а на ней — мужчина.
Он смотрит на лошадей глазами матери. Это — менеджер конезавода. Перед ним
плоды тяжелой годовой работы.
— Эти лошади — однолетки. Нервные, как котята.
Пугаются топота собственных копыт.
Попадая с солнца в тень деревьев, лошади делают шаг в
сторону и вскидывают прекрасные узкие головы.
— Сегодня в Ньюмаркете торгуют
однолетками, — говорит человек в двуколке. — И такой красивой партии
я не припомню. Бедняжки! Не знают, что их ожидает! Впервые вышли на дорогу.
Взгляните вон на ту кобылку, четвертую с конца. Она одна стоит не меньше десяти
тысяч фунтов! Перед вами лошадки, цена которым семьдесят тысяч… Да, отправка
однолеток в Англию — дело хлопотливое. Сначала поезд, потом по морю
переправимся в Холихед, а затем, на специальном поезде, — в Ньюмаркет. Но
эти лошадки не знают, что такое путешествие. Опытная скаковая лошадь в поезде
прислонится к стойлу и отдохнет, и на судне станет подниматься и опускаться
вместе с волной, а однолетки — те же малые детки! Они будут биться друг об
дружку в поезде, а на корабле впадут в панику. За дорогу сбросят несколько
фунтов веса. Давайте посмотрим, как они впервые поедут на поезде!
|