4
— Хотите поговорить о Ньюмаркете? —
переспросил древний старик, прислонившийся к стене на рынке Килдэйра. —
Если вам нужна настоящая лошадь, вы найдете ее в Ирландии. Какие лошади в этом
году выиграли большие скачки в Англии? Только ирландские!
— Это верно, — согласились друзья старика,
встрепенувшиеся при магическом слове «лошади», и окружили нас, словно старые
вороны.
Я спросил, как пройти на конезавод, и с трудом
вырвался из толпы, потому что едва разговор заходит на животрепещущую тему, все
клянутся тебе в вечной дружбе. В Ирландии постоянно видишь стариков на уличных
перекрестках. Кажется, они не уходили оттуда со времен Бриана Бору.
Конезавод Куррага выглядит как компромисс между конюшнями
и санаторием. Люди заблуждаются, думая, что Национальный конезавод, который
разводит, продает и готовит лошадей к скачкам, принадлежит Ирландии. Он
является собственностью британского правительства. Всем руководит Уайтхолл, и
доход — значительный доход — поступает в королевскую казну. До 1916 года на
этой территории, площадью 2000 акров, находился личный конезавод полковника
Холла Уокера, ныне лорда Уэвертри. В том году он передал эту землю
правительству, вместе с жеребцами, жеребыми кобылами, однолетками, жеребятами и
натренированными лошадьми.
У входа в конезавод стоит красный домик. В нем живет
менеджер, мистер Перселл, веселый, румяный мужчина среднего возраста со слабым,
но выраженным английским акцентом. Я прикрыл глаза, прислушался и догадался —
Бирмингем!
Мистер Перселл — личность известная. Всю свою жизнь он
устраивал скачки. О лошадях он знает не меньше, чем многодетная мать о своих
ребятишках, а стало быть, все.
Будь я на месте миссис Перселл, то жил бы в страхе:
вдруг муж превратится в кентавра и ускачет в лес?
Национальный конезавод может держать сто пятьдесят
лошадей. Его пастбища, как мне кажется, смогли бы разместить у себя
кавалерийскую дивизию. Мистер Перселл привел меня на широкую площадь, вокруг
которой расположены конюшни. Площадь была выметена и вымыта, словно палуба
флагманского корабля. Думаю, если здесь обнаружили хотя бы соломинку, хозяин испытал
бы ужас, подобный тому, который потряс бы матроса, замерившего на шканцах
спичку.
— Ну, каковы красавцы, а?! — сказал мистер
Перселл, отворяя двери конюшни.
Внутри находились двадцать шесть однолеток, которых он
довел до совершенства. Многие из них родились от знаменитых жеребцов —
Дилижанса и Силверна.
— И ведь похожи, как по-вашему? — воскликнул
мистер Перселл, а гнедые и каурые лошадки навострили уши.
Я заметил, что обращается он с каждой лошадью
по-разному: с некоторыми любовно, с другими — шутливо. Были такие, с кем он
держался холодно и отстраненно, а с некоторыми разговаривал притворно грубо.
— Да что вы! — сказал он. — Каждая лошадь
для меня — личность! Уж не я ли вынянчил их вот с такого возраста, — и
повел ладонью чуть выше пола. — Большинство из них на этой неделе
отправятся в Англию, в Ньюмаркет…
— Домой ты уже не вернешься, мальчик мой, —
сказал он, похлопывая по спине гнедого сына Дилижанса. — Когда услышу о
тебе, ты будешь в Новой Зеландии или Индии…
— До завтра, старушка, — обратился он к
вороной кобылке. — Ты красотка, настоящая беговая лошадь, чудная девчонка.
Ах ты, ведьмочка! Кусаться вздумала?
|