|
Мужчины стояли вместе у стойки, а девушки сидели
отдельно. То и дело кто-нибудь из молодых людей подносил им маленький бокал
портвейна и произносил галантную фразу. Девушки заливисто смеялись.
— Ну, погоди, Мик, — воскликнула крупная
темноглазая девушка, — расскажу матери обо всех твоих похождениях в Гайд-парке.
Ты у меня дождешься…
И все покатились со смеху. Атмосфера царила самая
непринужденная.
Маленький кусочек Ирландии по пути домой очаровал
меня. Они все знали друг друга. Тут были Брайди Такой-то и Кейт Такая-то, и
Пэт, и Мик… Можно было подумать, что все они работают по соседству. Я выяснил,
что это не так. Работали они в разных районах Лондона, но встречались по
вечерам либо в Гайд-парке (это место, судя по всему, их не пугало), либо в
ирландских клубах или на ирландских танцевальных площадках. Это клановое
сообщество, возможно, помогало им выжить в чужом огромном Лондоне. И я подумал:
чтобы собрать молодых друзей на одном и том же судне, понадобилось провести
гигантскую организационную работу в кухнях, гаражах и барах Лондона.
— Ну же, Мик, спой нам «Дэнни»! — воскликнул
один из юношей.
— Не буду, — заупрямился мой знакомец с
Эджвер-роуд.
И снова пустили по кругу напитки. Глаза присутствующих
делались стеклянными. Кто-то начал напевать мелодию, и после долгих пререканий
молодой бармен допил свой портер и запел высоким голоском песню, которая, на
мой взгляд, входит в число величайших песен мира:
О сын мой Дэнни, стужей потянуло;
Волынка плачет, навевая грусть.
Увяли розы, лето промелькнуло…
Уходишь ты, а я вот остаюсь.
Вернешься ль ты с теплом и солнцем мая
Иль в день, когда зима придет опять, —
О сын мой Дэнни, помни, что всегда я
Тебя под кровом отчим буду ждать.
Эта песня, напомнившая изысканную мелодию «Воздуха
Лондондерри», приглушила веселое настроение присутствующих. В наступившей
тишине мы услышали гул винтов, рассекающих воду, и прочие шумы корабля. Затем,
видимо, желая избавиться от меланхолии, компания потребовала еще напитков.
Снова все закричали, засмеялись, а я тихонько ушел.
Поднявшись на палубу, я перегнулся через борт и
посмотрел в сторону Ирландии. Какая она? Я испытывал нетерпение.
Что мне известно об Ирландии? В школе я чувствовал
себя сентиментальным фермером, когда штудировал произведения, созданные
авторами «Гэльской лиги», хотя никогда не понимал, о чем плачет Кэтлин. Поэзия Йейтса… Какой юноша не почувствует симпатию к красивой
плачущей женщине?
Ирландцы, которых я встречал во время войны,
напоминали англичан, пока не напивались. Тогда они либо впадали в буйство и
крушили мебель, либо делались невероятно жалкими и в таком состоянии
производили тягостное впечатление. В такие моменты они утрачивали английское
произношение, акцент делался заметным, и они использовали слова, которые, как
полагаю, слышали в детстве от егерей и конюхов. Укладывая их в постель, вы
никогда не знали, попытаются ли они вас ударить или поцеловать. Иногда они
делали и то, и другое: сначала пытались ударить, а потом — поцеловать.
Но даже и они не знали, почему плачет Кэтлин.
Загадочная история. Эти ирландцы не понимали собственную страну.
|